Приветствую Вас, Гость! Регистрация RSS

САРАТОВСКАЯ ОЙКУМЕНА.

Четверг, 25.04.2024

Блувштейн Рахель,поэтесса озера Кинерет.Текст:Ия Яковлева.
(1890-1931) 
 
Рахель Блувштейн родилась в Саратове, и только. 
Знаменитая поэтесса Израиля совсем недолго пробыла в Саратове. 
Так что собственно городу, к сожалению, досталась лишь слава места рождения этой талантливой женщины.
И все же можно гордо утверждать, что  Рахель Блувштейн родилась 20 сентября 1890 года, в традиционной еврейской семье, и именно в Саратове.
Из разного рода источников, весьма похожих по заключенной в них информации, перед нами предстает совершенно канонический образ. 
Четкая жизненная позиция, высокий нравственный характер и трагическая жертвенная судьба.
 
 
Отец Рахель, Исера-Лейба Блувштейн, также не был счастливчиком. 
Сын богатого полтавского купца стал жертвой преступления. 
Его выкрали из дома в возрасте 8 лет, его родители скончались вскоре после кражи ребенка, не вынесли горя;  воспитывался в деревне под Вяткой в православной семье. 
Краденого ребенка отдали в кантонисты.
Так называли детей, обучавшихся до 15 лет в специализированных школах, после чего преобладающая часть зачислялась солдатами в войска не менее чем на 20 лет. 
Программа обучения кантонистов была  ограниченной (чтение, письмо, счет и Закон Божий), внутренний распорядок отличался крайней жестокостью, преобладала военная муштра. 
Не все выдерживали такой режим, каждый десятый погибал. 
Желающих отдавать своих детей в кантонистские школы было весьма мало, потому власть использовала своеобразные методы для заполнения в них учебных групп. 
Итак, военный, участник обороны Севастополя, Исер Лейб Блувштейн отслужил свой срок в царской армии, и к тому моменту у него из родственников никого уже не осталось. 
Однако не впал в отчаяние: основал свое дело, разбогател, создал семью, стал отцом двенадцати детей. 
Им были не забыты, несмотря на годы учебы и муштры, заповеди иудейской религии, которым он обучался до своего похищения, и он исполнял их – в Полтаве его уважали за знание письменности и как старосту синагоги.
Мать Рахель - вторая жена Исера-Лейба, Софья Мандельштам, чья родословная восходит, как считается, к самому Раши, и отдаленным родственником которой был, по всей видимости, Осип Мандельштам, была женщиной образованной, знала языки, переписывалась с выдающимися деятелями русской культуры, в том числе со Львом Толстым. 
Дед Софьи Мандельштам - Элиэзер Дилон - был советником царя Александра Первого во время войны 1812 года (Рахель в какой-то момент хотела взять фамилию Дилон - она звучала более "на иврите”). 
Дед Рахели (названной так в честь праматери Рахели, трагизм судьбы которой в какой-то мере она повторила) со стороны матери был главным раввином Риги, затем Киева. 
Его брат стал первым еврейским студентом России. Дядя Рахели - Макс Мандельштам - руководил работой пятого сионистского конгресса в Базеле, был знаменитым офтальмологом.
 
Вскоре после рождения Рахели семья переехала в Полтаву.
Софья Мандельштам, родив ему восьмерых детей и воспитывая четверых детей Исера от первого брака, настояла на том, чтобы послать дочерей в гимназию, а отец нанял им домашних учителей идиша и иврита.
Софья Мандельшатм умерла от туберкулеза, когда Рахель было всего шестнадцать (в некоторых источниках указано 14 лет). 
Отец женился в третий раз, на властной молодой женщине, семья начала разваливаться.
 
ЕГО ЖЕНА
Просто так, как сестра, как мать,
она беседует с ним.
Мне же - с голосом не совладать
моим.
Рядом с ним - как идет она,
без оглядки, легко.
Я же - сумерками, сторонясь 
окон.
Кольца их обручальные - 
всем напоказ.
Крепче - наши, кандальные, - 
в семь раз.
 
Рахель и ее любимая сестра Шошана уехали в Киев к старшей сестре Лизе. 
В Киеве Рахель начала учиться рисованию, так что спустя некоторое время сестры решают поехать в Италию изучать живопись и литературу, а по пути заехать в Палестину – по заветам отца и старшего брата Якова, познакомившего Рахель с сионизмом, когда ей было 13 лет. 
Кроме того, в гостях у Блвуштейнов бывали Берл Борухов, будущий основатель группы "Поалей Цион” и Ицхак Шимшелевич – будущий второй президент Израиля.
Итак, в 1909 году Рахель уехала на Землю Обетованную (Эрец-Исраэль). 
С осени 1910 года она уже работала на сельскохозяйственных плантациях у горы Кармел, а затем на озере Киннерет. 
Изучая иврит с искренним энтузиазмом, Рахель обнаруживает способности к языку и овладевает им за  короткое время. 
Вскоре она начнет писать на иврите стихи, которым позднее суждено будет стать всенародно известными  и любимыми. 
Однако необходимость работать на земле требует вложений:не только умений-усилий и навыков, но и знаний.
Сестры прибыли в страну вместе с волной Второй алии, когда с 1904 по 1914 год в Палестину переселились более 40 тысяч человек из России, из которых вскоре выдвинулся ряд выдающихся, блистательных личностей, создавших ту атмосферу, в которой родились пресса на иврите, театр, все то, что Кацнельсон характеризовал как "еврейская цивилизация”. 
Уже через день после прибытия Шошана и Рахель оказались в Реховоте, где тогда поселились сотни халуцианцев, молодых российских евреев, окруживших сестер вполне понятным поклонением — ведь они молоды и красивы. 
На деньги, присланные отцом, снят дом, в одной из комнат стоит рояль. 
В Рахель и Шошану влюбляются множество молодых людей, а они влюбляются в Палестину и решив остаться здесь навсегда, начинают говорить только на иврите, отведя русскому языку всего лишь час в день.
Через год Рахель, в поисках истинного сионизма, земли и себя на этой земле, уезжает в Хедеру и работает там вместе с Ханой Майзель - страстной сионисткой и случайной знакомой, с которой она встретилась первой ночью в Палестине в гостинице в Яффо. 
Вдвоем они работают на образцово-научных плантациях олив и миндальных деревьев, разведенных агрономом Элиягу Блюменфельдом на склонах Кармеля.
В апреле 1911 года Хана и Рахель отправляются на Кинерет и основывают там сельскохозяйственную школу для женщин, первой ученицей которой становится сама Рахель. 
На берегу Кинерета в одном из новых поселений живет Аарон Давид Гордон, патриарх идеи трудового сионизма, которому Рахель посвятила первое свое стихотворение, написанное на Кинерете, и с которым впервые встретилась весной 1910 года в Реховоте. 
Там же, на Кинерете, она встречается с Берлом Каценельсоном, будущим идеологом рабочего движения, создателем газеты "Давар”; Залманом Рубашовом - Залманом Шазаром, впоследствии президентом Израиля и многими другими. 
”И вот отворяются ворота. Со двора с криком и гоготом высыпает стадо гусей, а за гусями - стройная пастушка в белом платье, легкая как серна, прекрасная как Кинерет. В ее устах древний иврит звучит во всей первозданной красоте и силе” - так описывал свою встречу с Рахель Залман Шазар, забравший, кстати говоря, после ее смерти, все ее бумаги.
Через год, по совету Ханы Майзель, Рахель уезжает во Францию - в Тулузский университет учиться агрономии. 
Решив стать профессиональным агрономом, Рахель просит отца о деньгах на обучение, и тот обещает переводить ей деньги почтой. 
Однако Первая мировая война прерывает возможность регулярной почтовой связи. 
Тогда Рахель дает уроки французского, чтобы выжить. 
Ей удается, несмотря на нужду и все трудности, продолжить учебу и окончить университет с отличием. 
Однако сразу вернуться в Палестину возможности не было: границы были закрыты. 
Пока она едет к родным в Одессу. 
И часто выезжает, по делам: Рахель работала, в том числе в Саратове (еще одно посещение!) и в Бердянске с детьми еврейских беженцев. Ухаживая за сиротами, ослабленная недоеданием, Рахель заболевает чахоткой.
Когда границу открыли, Рахель вернулась в Эрец-Исраэль, планируя отдать все силы и знания очаровавшей ее земле. 
Это был последний период ее жизни.
По мере того, как развивалась болезнь, утрачивались надежды, пришла и  нужда. 
На Кинерет Рахель приехала уже совсем больной, и когда члены группы Дгания-Алеф узнают врачебный приговор - диагноз "туберкулез в открытой форме”, то на общем собрании принимается решение: жестокое, полностью в духе того фанатичного времени: поскольку обеспечить строгую изоляцию ей не могут, Рахель изгоняют. 
"Туча, тяжелая черная туча опустилась на меня. Мне хотелось кричать - но я не могла” - пишет она сестре, 
а незадолго до этого записывает: "Хорошо в жаркий день посеять тысячи луковок, высадить сотни саженцев. Иордан голубеет вдали за кипарисами и белеют первые снега на Хермоне”. 
И еще: "Мы будили зарю. Заря занималась с началом нашего рабочего дня. Нас было одиннадцать. Руки в мозолях, босые ноги, загорелые, в ссадинах. Воздух был наполнен нашими песнями, нашими разговорами и смехом. Мотыги наши поднимались и опускались без передышки” 
(из очерка "На берегу Кинерета”, написанного за два года до смерти).
 
Изгнание из Дгании было для Рахели и крушением идеалов - она не могла принимать участие в строительстве "нового общества”, в том, в чем видела свою цель. 
"Изо всех сил я стараюсь быть сильной, но это не удается мне. Я не хочу сдаваться! Я хотела излить свое горе, но не могу исповедоваться перед людьми и никогда не была в состоянии рассказать кому либо о себе - уж слишком я горда”. 
Отцу Рахели - Исеру Блувштейну в то время было 87 лет и он целиком находился под влиянием своей третьей жены. 
От его российских богатств после революции не осталось ничего, имущество в Палестине - несколько квартир - перешли по завещанию к жене и сыновьям. На остатки сбережений Рахель сняла комнату в Петах-Тикве, начала преподавать там агрономию в женской школе, затем переехала в Иерусалим, преподавала на опытной ферме. 
В Иерусалиме она провела четыре года в постоянных переездах и поисках заработков. 
Болезнь ее усугублялась, а она при этом становилась первой поэтессой еврейского ишува. 
Когда к человеку приходит слава, мало кто из окружающих предполагает, что он может быть одиноким. 
Но так было с Рахелью, несмотря на многочисленных любовников, которые ей приписывает молва, на мифы о роковой женщине, бывшей вместе с тем гордой, бедной, одинокой и не умеющей просить.
В Тель-Авиве Рахель некоторое время жила в доме своего брата, Якова Блувштейна, того самого вдохновителя, человека, достигшего немало в жизни. Он, к этому времени, получил в Италии степень доктора философии, владел шестнадцатью иностранными языками настолько, что написал для некоторых из них учебники грамматики, переписывался с Роменом Ролланом и Максимом Горьким.
По требованию жены Якова Рахель вынуждена была покинуть дом брата, хотя по завещанию отца в этом доме ей принадлежала комната. 
Рахель пришлось перебраться в свою последнюю квартиру - комнату на улице Бограшов в Тель-Авиве , здесь ей помог устроиться доктор Моше Бейлинсон - врач и публицист, тот самый, имя которого носит одна из крупнейших больниц страны. (Бейлинсон по приезде в страну начал брать у Рахели уроки иврита по рекомендации ее брата Яакова. 
Именно он во время первого же урока понял, насколько она больна и запретил ей преподавать, а позже стал одним из самых верных ее друзей). 
В это время с ней сближается Сара Мильштейн - ее племянница, в будущем мать военного историка Ури Мильштейна, который издал наиболее полное собрание произведений Рахели.
 
Собственно, начиная еще с одесского периода, Рахель регулярно печаталась в изданиях на иврите, с 1927 по 1932 год вышли первые три сборника её стихов. Её произведения часто перекликаются с библией, сама поэтесса подписывалась только именем, ассоциируя себя с библейской Рахилью. 
Также Рахель переводила на иврит стихотворения Пушкина, Ахматовой, Есенина, французов Верлена, Жамма, Метерлинка. 
 
Известен случай, когда Пола Бен-Гурион при встрече в театре поинтересовалась ее здоровьем, а Рахель сделала вид, что не слышит. 
Но когда Пола отошла в сторону, бросила: "жене еврейского лидера в общественном месте подобало бы говорить на иврите”. 
Слава росла. 
В 1930-м году выходит второй поэтический сборник. 
В 1931 году, по настоянию Бейлинсона, она ложится в частный санаторий для легочных больных в Гедере, уже понимая, что дни ее сочтены. 
Через некоторое время ее решают перевезти в тель-авивскую больницу "Хадасса”. 
Денег на автомобиль нет, так что наняли телегу. 
Свой последний путь Рахель проделала на соломе. 
На окраине Реховота она попросила остановиться у дома друга ее юности Накдимона Альтшуллера, который вышел навстречу и не узнал ее, пока она не заговорила. 
Еврейский крестьянин Накдимон, в которого она была влюблена в юности, который не жил в галуте и олицетворял в ее глазах юность и силу Палестины, был последним из друзей, кто видел ее живой. 
В” Хадассе " не нашлось места в палате. 
Еврейская поэтесса Рахель умерла на рассвете в больничном коридоре. Ей было — 40.
Похоронили на берегу Кинерета.
 
Именем Рахель названы улицы в Иерусалиме, Петах-Тикве, Ашкелоне, Хайфе, Рамле и Тель-Авиве.
 
"Если велит мне судьба
быть вдали от твоих границ, 
дай мне, Кинерет,
отдохнуть меж твоих могил...".
 
СПОКОЙНОЕ СЧАСТЬЕ
Солнцем обдана дюна пустынная.
На песчаной волне - мы с тобой.
Ты и я. В сердце - лишь
счастья тишь.
Затуманены зноем и звук, и цвет.
И не спрашивай. И молчи в ответ.
Будь немой 
с тишиной.
Дай ладони проплыть по моим волосам.
В сердце - лад.
Солнца взгляд - 
что на рану бальзам.
 
ЗДЕСЬ, НА ЗЕМЛЕ...
Здесь, на земле, не в заоблачной вышине,
а на лоне ее материнском, - здесь! - 
Скромной радостью родины жить, плакать с ней,
с нею праздновать добрую весть!
Не туманное завтра - короткий, один,
день, насущный и близкий, горячий, литой! 
Осязать, как металл, опьяняться им! 
Здесь, на древней коре земной.
Так пойдёмте же - все! - до нашествия мглы,
силой в тысячу слаженных рук, сразу, въярь, - 
неужели не сдвинем обломок скалы,
придавивший уста ручья?
 
СКРИП МОЕЙ ДВЕРИ...
Ропот двери моей, говорок ключа,
отголосок шагов и - тишь.
Простирать ладони, "вернись!" кричать - 
не услышишь, не различишь.
Снизойди ж к моей бунтовской судьбе!
Бунт - уйми, меня - пожалей!
Одиноко слепцу в городской толпе.
Так - мятежной душе моей.
 
***
Ведь я - только женщина, робкий порыв
в высоту,
по шесту - лишь мятущийся тонкий побег винограда.
Без опоры под ядрышком града - 
упаду.
 
МОЕЙ ЗЕМЛЕ
Не пела о тебе
и для тебя в боях
не добывала дань,
моя Земля! - 
растила деревце,
где льется Иордан,
возделывала я
твои поля.
 
Бедна я, мать Земля,
и ты меня простишь
за то, что небогат
дочерний дар:
невымолвленный стих
в часы твоих удач
и скрытый плач, 
когда с тобой - беда.
 
РУКИ ТВОИ...
Добры твои руки - так пестует май или мать.
Ухватиться за них и понять, что страданье -напрасно,
и обычным словам: "Здесь не страшно!" - сердцем внять.
 
ВСТРЕЧА, ПОЛУВСТРЕЧА...
Не встреча - полувстреча: путаница слов
и беглый взгляд. Довольно мне! 
Очнулась паводком подспудная любовь:
бальзам и яд - в одной волне.
Плотина рухнула, зря строила её!
Лишь эхо слов, лишь беглый взгляд - 
согнув колени, пью, и снова водоём:
в одной волне - бальзам и яд.
 
 
Гонец пришел ко мне в ночи
 
Гонец пришел ко мне в ночи,
Сел на постели, тих,
И вперил ребра как мечи,
И ямы глаз пустых.
 
Я знала, выдержать не смог
И разлетелся впрах
Мой в завтра старенький мосток 
У Времени в руках.
Грозил кулак из темноты
Под злобные смешки:
Вот так и написала ты
Последние стишки!
 
15 апреля 2005 года в Саратове открылся еврейский образовательный центр "Бэйт Рахель", что в переводе с иврита означает "Дом Рахель" ." 
ул. Университетская, 65/73 
 
 
 
Категория: Здесь живо писали. | Добавил: une (17.01.2014)
Просмотров: 2794 | Рейтинг: 5.0/4
Всего комментариев: 0