Приветствую Вас, Гость! Регистрация RSS

САРАТОВСКАЯ ОЙКУМЕНА.

Вторник, 19.03.2024

Жукова Мария: в женской русской литературе 19 века, равная среди первых.Текст:Ия Яковлева.
В нынешние времена об этой нижегородско-саратовской писательнице, писали литературные критики-исследователи Джо Эндрю Andrew, Joe: Narrative and Desire, Хью Эплин (Hugh Aplin), Ванда Лящак, Ирина Савкина.
И все же мало кто читает и почитает Марию Жукову, признанный современниками талант, несмотря на женский пол и провинциальность.
«Дай бог, чтоб у нас в России было побольше мужчин, чтобы так хорошо писали» – так счел возможным выразиться «неистовый» Виссарион.
Философ-западник, он сумел оценить творчество М.Жуковой, проявив способность нетрадиционно взгляд на вещи.
Хотя Жорж  Санд была в моде в России в тот момент.
«В умственной деятельности нет ни званий, ни полов; есть сила, а сила эта талант».
Так что Белинский точно уловил свежий ветер времени, и суть новаторства Жорж Санд - осмысление любви как важнейшего социокультурного понятия. Но любовь, основанная на уважении прав каждой личности, могла случиться лишь в случае положительного разрешения женского вопроса, обсуждению которого В.Г. отвел значительное место в своем обзоре «Русская литература в 1841 году».
При том, что он писал так - «Между тем любовь любовью, а истина прежде всего -- даже прежде самой любви.»
Угнетенное положение женщины в семье и обществе критик начал считать проявлением «полуварварского, немного восточного» устройства жизни (V, 536).
Более того, он пришел к убеждению, что «женщина имеет равные права и равное участие с мужчиной в дарах высшей духовной жизни» (V, 536) — утверждение совершенно революционное.
Последняя отдельная рецензия Белинского на творчество Жуковой появилась в «Отечественных записках» в 1844 и была посвящена «Очеркам Южной Франции и Ниццы» (1840-42).
Он высоко оценил сочинение, и сравнил его с «Письмами русского путешественника» Карамзина: «Та же легкость, та же занимательность, тот же
приятный слог, тот же взгляд на предметы, то же преобладание теплого чувства над холодным умом» (VIII, 422)


Итак, Мария Жукова родилась в Арзамасе в 1805 году.
Отец писательницы, Семен Семенович Зевакин, происходил из мелкопоместных нижегородских дворян, и занимал в Арзамасе должность стряпчего; был, по свидетельству современников, человеком незаурядным, отличался от других умом и образованием.
Вспоминает о Зевакине один из старожилов Арзамаса прошлого века Михаил Назимов: «Это был, как все говорили, умная для своего времени голова, без его советов в значительных городских делах ничего не начиналось и не оканчивалось.
Жена его, Александра Андреевна, была воплощенная доброта и в полном русском смысле хозяйка.
У Зевакиных было четыре или пять детей...
Все дети Зевакиных, при нашем ничтожном тогда образовании, как говорится, вышли в люди.
Сыновья занимали значительные должности, дочери были замужем и одна из них, М.С. Жукова, заслужила своими сочинениями общее одобрение в нашей литературе».
Так что Маша получила превосходное домашнее образование, которое, в течение всей жизни не переставала развивать и совершенствовать.
В Арзамасе, а также в небольшой деревеньке отца (вблизи Саровской Пустыни) прошли детские и юношеские годы будущей писательницы.
Мария проявила себя и как художественный талант.
Посещая в юные годы знаменитую арзамасскую школу живописи академика Ступина, она научилась рисовать, владеть карандашами и кистью.
В зрелые годы, по воспоминаниям близко знавших ее лиц, нуждавшаяся в средствах писательница, «зарабатывала себе на жизнь» как художница, выполняя копии в Эрмитаже с полотен известных художников.
Рассказывают, что однажды на работу Марии Семеновны обратила внимание гуляющая по залам дворца императрица.
Увиденное привело ее в восторг, и она тут же заказала Жуковой портрет-миниатюру своего царственного супруга-императора Николая I, который впоследствии преподнесла ему на именины.
Едва достигши совершеннолетия, в 17 лет, Мария Зевакина вышла замуж за нижегородского помещика, Разумника Васильевича Жукова, уездного судью в Арзамасе, человека, оказавшегося внутренне ей чуждым, и без каких-либо твердых нравственных правил.
Несколько слов о Жуковых.
По сведениям ныне здравствующего писателя Д. А. Жукова, потомка писательницы, родоначальником фамилии был Иоанн Самолвин, грек, перешедший на службу к киевскому князю Владимиру Святославовичу.
За черноту своего лица получил от князя прозвище Жук.
Долгие столетия Жуковы верно несли службу России, один из
них, при Иване Грозном, был даже воеводой Казани.
Нижегородская ветвь Жуковых в первой половине XIX века владела немалыми поместьями в Ардатовском уезде.
Им принадлежали села Липовка, Лазарево и Левашово, деревня Выковка. Именно в Выковке в июне 1767 года один из Жуковых, тогда полковник, принимал у себя Екатерину II во время ее путешествия по Поволжью.
А в Арзамасе давал обед императрице воевода Бутурлин, родственник Жуковых.
Нелишне будет отметить, что Жуковы были в родстве с нижегородскими дворянами Мельниковыми, из которых вышел наш замечательный земляк, писатель Павел Иванович Мельников (Андрей Печерский).
Дядя писателя по отцу был женат на сестре Разумника Васильевича Жукова.
Итак, Мария Жукова (в девичестве Зевакина) вышла замуж в апреле 1822 г., за губернского секретаря Разумника Васильевича Жукова, который служил в департаменте государственных имуществ, а с 1824 по 1830 г. был выборным уездным судьей в Ардатове.
Молодые люди уехали в Липовку, в поместье матери мужа.
Мария Сергеевна, будучи из рода Бутурлиных, слыла удивительной женщиной.
Она собрала в своей ардатовской усадьбе богатейшую библиотеку, современники знали её как печатавшуюся поэтессу, автора известного сочинения «Любовь».
Книгами, увы, покойной свекрови и скрашивала свою деревенскую жизнь молодая Жукова.
Разумник Васильевич, став уже и отцом маленького Васеньки, свободное время проводил то за картами в Ардатове, то в театре генерала Шепелева.
А также в соседней Выксе вертелась развесёлая жизнь.
Так что Мария Семёновна узнала, как потом она скажет, «печальную существенность жизни», её дни теперь только и отдавались книгам, сыну Васе, да поездкам к родителям в Арзамас» - писал П.Еремеев.
М. Жукова решила разойтись с мужем, то есть, по тем временам, разъехаться.
После разрыва с мужем, она переселилась в Саратов, куда по долгу службы был переведен ее отец.
Определив сына в гимназию, она уехала в С.Петербург, где
начала самостоятельную жизнь, главное место в которой уже окончательно занимает литературное творчество.
В столице она вновь прибегает к стародавнему знакомству своему, еще детскому, - княгине Софье Алексеевне Голицыной, в доме которой всегда бывали художники, писатели и поэты.
Княгиня покровительствовала талантам и, благодаря ее протекции, в столичных журналах начинают печататься и рассказы Жуковой.
Надо полагать, что богатый петербургский дом, связи княгини помогали будущей писательнице ближе познакомиться с жизнью, нравами и обычаями великосветского общества, ввели ее в светский петербургский круг, пытливой наблюдательницей которого она выступает позже в своих многочисленных повестях.
Вот как пишет об этом периоде её жизни П.Еремеев: «...полюбила карандаш и бумагу Машенька, так что уже и в нежные лета свои стала часто замечаема среди пылких к художеству питомцев Ступина.
После мадмуазель Мария совершенствовалась в рисунке и акварели рядом с Сонечкой Корсаковой, впоследствии княгиней Голицыной - одной из образованнейших женщин России, писательницы и художницы».
Накопленные Жуковой арзамасские, саратовские, петербургские впечатления от встреч с представителями различных слоев общества легли в основу ее первой книги, вышедшей в 1837–1838 годах, – сборнике «Вечера на Карповке».
Литературный дебют Марии Семеновны состоялся - Жукова мгновенно становится популярной.
А ее небольшая, изящно изданная книга повестей «Вечера на Карповке»
сразу же была распродана в столичных книжных лавках.
Далее появиилсь средства, и раз петербургский климат подорвал и без того слабое здоровье писательницы, то, по совету докторов, в 1840 году Жукова уезжает лечиться на юг Франции и в Италию.
Итогом этой поездки стали «Очерки Южной Франции и Ниццы», вышедшие в 1844 г.
Книга путевых очерков писательницы стала для русской публики живо написанным и обстоятельным «путеводителем» по историческим местам и памятникам юга Европы, описанием богатых сокровищниц европейского искусства.
В своих путевых очерках она является не только внимательной наблюдательницей быта, нравов, картин природы, но и серьезной ценительницей культурной жизни европейского народа.
Продолжая лучшие традиции литературы путешествий (начиная с «Писем русского путешественника» Карамзина), Жукова предвосхищает в них и новые тенденции русской демократической прозы второй половины XIX века, описывая не только путешествующую публику, но и с теплым сочувствием рисуя трудовой люд этих стран.
Выход из печати этой книги снова приветствовал Белинский, назвавший «Очерки» лучшим из всего, что «написано в этом роде после «Писем русского
путешественника».
После возвращения на Родину врачи запрещают Жуковой надолго оставаться в Петербурге.
И писательница вновь поселилась в Саратове, продолжая иногда появляться
в Петербурге, где ее сын уже поступил в университет, и где ей необходимо было все-таки бывать по ее литературной деятельности.
Впрочем, М.С. Жукова любила Саратов, здесь прошли многие ее годы, насыщенные приятным общением и творческим трудом.
Писательница являлась, без сомнения, душой местного образованного общества.
Например, сошлась с семьей губернатора А. М. Фадеева.
Е. П. Фадеева слыла отличным знатоком флоры местного края, собрала ценнейшие ботанические коллекции, приобрести которые намеревалась Академия наук.
Сам губернатор весьма интересовался историей города и губернии.
В семье Фадеевых гордились дочерью — Е. А. Ган, известной писательницей России, о которой В. Г. Белинский сказал, что она «принадлежит к примечательнейшим талантам современной литературы».
Выступая под псевдонимом «Зенеиды Р-вой», Е. А. Ган, воспринявшая идеи
декабристов, выражала в своих повестях протест против бесправия русской женщины, и это очень сближало саратовских писательниц.
В доме самой Жуковой собирается цвет местной саратовской и заезжей интеллигенции.
Профессор Киевского университета, известный историк Николай Костомаров,
высланный в Саратов под надзор полиции, записал в своих дневниках той поры: «Многих из нас друг с другом познакомила и сдружила жившая в то время в городе известная писательница Мария Жукова, женщина необыкновенной теплоты сердца, светлого ума, с увлекательным даром слова.… Около этого прекрасного самородка группировались молодые люди с университетским образованием, и их она считала своими лучшими друзьями, хотя и не чуждалась светского большого общества».
Частым гостем Марии Семеновны был и молодой в ту пору преподаватель русского языка и словесности Саратовской мужской гимназии Николай Гаврилович Чернышевский.
Большой поклонник ее таланта, он именно через повести Жуковой впервые познакомился с идеями эмансипации русской женщины, которые так активно
пропагандировала писательница, и которые впоследствии он сам развивал уже в собственных произведениях.
В доме М.С. Жуковой, несомненно, бывал «писатель по части исторической» Г. В. Есипов, учитель саратовской гимназии Е. А. Белов — переводчик многотомной Всемирной истории Ф. Шлоссера, а также поэт Э. И. Губер (из саратовских немцев), что сдержал слово, данное им А. С. Пушкину, и перевел на русский язык «Фауста» Гете.
Завсегдатаем в кружке писательницы считался «политический преступник», профессор Киевского университета Николай Иванович Костомаров, высланный сюда под надзор полиции в 1847 году за создание тайного Кирилло-Мефодиевского общества.
В доме М.С. Жуковой, по словам Ивана Палимпсестова, Н. И. Костомаров «читал со свойственным ему одушевлением своего «Богдана Хмельницкого» — читал на память, ибо рукопись была конфискована вместе с другими его бумагами. Память у нашего историка поистине была замечательная».
Общественное признание Марии Семеновны Жуковой как яркой и самобытной русской писательницы росло с каждым годом, с каждым новым ее произведением.
Корифеи отечественной литературы и критики не стеснялись в выражении восторга ее талантом. Н.А. Некрасов писал: «Всем известно прекрасное дарование этой необыкновенной женщины, пишущей так тепло и увлекательно, с изяществом и грацией, какую встретите не у многих из наших нынешних писателей.
Ее повести согреты всегда чувством истинным и глубоким и составляют одно из любимейших чтений русской публики».
Ее творчество 40-х годов привлекает внимание Ивана Тургенева и молодого Льва Толстого; журнал «Современник» напечатал повесть «Наденька», что
свидетельствовало о признании М.С. Жуковой новым поколением революционных демократов.
Но, увы, еще быстрее, чем признательность, разрастается ее болезнь.
В последние два года ее, уже тяжело больную, все еще охватывает жажда самой разносторонней деятельности.
Кроме работы над романом «Две судьбы» ставшим последним произведением писательницы и увидевшем свет лишь через года после смерти Жуковой, эта удивительная женщина продолжает пополнять начатый ранее гербарий и заканчивает альбом рисунков саратовской флоры, которые ей заказала Академия наук.
Много рисует, особенно портреты своих друзей и добрых знакомых, которые тут же дарит, как бы стремясь перед приближающейся кончиной одарить добротой и теплом как можно большее число друзей.
Ее не стало в ночь с 13 на 14 апреля 1855 г.
Но в роду Жуковых литературная линия не прервалась.
Потомок писательницы Дмитрий Анатольевич Жуков в советское время стал также известным писателем документально-исторических повестей («Аввакум», «Богатырское сердце», «Круг размыкаемый», «А.К. Толстой» и др.).

Вечера на Карповке.
Она, несомненно, читала Бокаччо.
Ведь выбранная форма сборника новелл — рассказчик не автор, а герои книги — конечно, же заимствована из «Декамерона».
За городом аристократы проводят время, рассказывая друг другу различные занимательные истории.
Вилла в Италии, или загородный дом в предместьях Петербурга —
всюду жизнь, и любопытные сюжеты.
Пойти ль на дачу в Карповке под Петербургом на вечера к почтенной хозяйке Наталье Дмитриевне?
Кстати, река Карповка протекает между Большой и Малой Невками и отделяет Аптекарский остров от Петроградского.
Через нее перекинуто семь мостов: Аптекарский, Петропавловский, Силин, Геслеровский, Карповский, Барочный, Молодежный.
На берегах Карповки некогда находилась усадьба Феофана Прокоповича.
«Я получила позволение собрать и издать в свет повести, которые слышала в гостиной.
Я не переменила в них ни одного слова, и выдаю, так как они были написаны…»
Как и у Бокаччо, каждый рассказчик у писательницы – это живой персонаж, наделенный своей биографией, индивидуальным внешним обликом, характером, личной судьбой.
Личность каждого из рассказчиков придает его повести особый эмоциональный настрой, проявляет себя в самом выборе сюжета:
– чувствительная Наталья Дмитриевна рассказывает о трагическом происшествии в купеческой семье («Инок»).
Здесь же Жукова приводит от имени рассказчика дорогие ей воспоминания из арзамасской жизни;
– рассудительный старый доктор рассказывает о своем участии в трагической истории молодой женщины («Последний вечер»), и здесь Жукова словами старого доктора приводит свои саратовские впечатления о красоте волжских просторов;
– скептически настроенный Проновский рассказывает свою светскую петербургскую повесть («Барон Рейхман»);
– восторженный Горский – две самые романтические повести («Медальон» и «Провинциалы»);
– юный Вельский – историческую повесть («Немая, или Записки отшельника»).
Сборник повестей «Вечера на Карповке» остался в творческом наследии М.С. Жуковой одной из лучших ее книг.
В ней выразились новые тенденции в развитии русской прозы 1830-х годов и индивидуальные свойства самой М. Жуковой как рассказчицы, ее эстетические принципы творчества.

Женская тема не случайно становится центральной в творчестве М. Жуковой. И потому что женщиной она была, и потому что трогало ее бесконечно то несправедливое положение вещей, которое было принято в России всегда.
Сложившиеся традиции, бытовой уклад русской жизни лишали женщину права распоряжаться своей участью, самой устанавливать свое семейное положение. Героини Жуковой глубоко несчастливы в личном плане, они всегда — жертвы, разного рода нравственных компромиссов и сделок, недопустимых, как считала писательница, в тонкой сфере чувств.
В повести «Самопожертвование» М.С. Жукова изобразила характер женщины, преданной до полного самозабвения.
Это Лиза, бедная воспитанница графской семьи.
Она жертвует всем и, главное, – своим добрым именем, спасая свою хозяйку-графиню от ревнивого супруга, признавшись в несуществующей «незаконной» связи.
Но говоря о предназначении ("вечной" категории) повествовательница одновременно связывает положение женщины с вполне "исторической" категорией власти, что "находится в руках мужчины; он не пренебрегает правом сильного, который охотнее дает законы, чем принимает их, и нередко позволяет себе многое несообразное с понятиями о равенстве, о котором так часто толкуют нам.
Бывает и наоборот, знаю я: супружество есть непрестанная война, в которой превосходство ума или сила характера удерживают за собою победу.
Но как мужчины имеют на своей стороне присвоенные или принадлежащие им искони права, не стану этого разбирать, то естественнее предполагать, что зависимость большею частию достается женщинам" .
Такая противоречивость в трактовке положения женщин: определяется ли оно исконным предназначением (традиционное клише) или только ограничено правом сильного, — будет постоянно существовать в творчестве Жуковой. Власть традиции и внутренняя неудовлетворенность ею, прямо, а чаще опосредованно выраженная, — в этом столкновении драматизм и интрига прозы Марьи Жуковой.
(Ирина Савкина).

Очевидно, М.Жукова любила и ценила Пушкина, вот ироничная картина — пожилая героиня вечеров, Надежда Карповна, покупает на Кузнецком мосту пунцовый берет (не может устоять), в то время как ее протеже, любимица Катя, совершенно точно вариант пушкинской Татьяны, по-своему, решившая проблему неудачной любви.
Не менее благородно.
А вот, судя по повести «Барон Рейхман», Толстой, Лео- великий, читал рассказы Жуковой, и оценил достоинства.
Скромно, не так уж заметно, но твердо, М.С. Жукова покушается и на идиллию материнско-дочерних отношений, в своих сочинениях.
Барон, его жена, молодая красавица Наталья, и ее любовник Левин, и ее сын Коко, которого она уже готова была оставить ради любви.
(Благоразумный любовник Левин, благородный и меркантильный барон)
Заграничные путешествия способствовали дальнейшему росту Жуковой как писательницы.
Не раз звучит волнующая автора тема несправедливого ограничения прав и свобод женщины и в «Очерках Южной Франции и Ниццы».
И как любопытно почитать о Саратове:
«Я должен был по делам прожить несколько времени в Саратове. Дворяне как-то полюбили меня, прибегали к помощи моей, и я нередко даже езжал по деревням их.
Это познакомило меня с внутренностью этой по многому замечательной губернии, в которой образованность европейская, досужество сарептского гернгутера и азиатская дикость кочевого киргиза сталкиваются так близко.»
Гора Увек и гора Сокол (Соколовая, видимо)..
Использованные источники:
предисловие к книге Раисы Владимировны Иезуитовой,
статьи И.Савкиной.
Категория: Здесь живо писали. | Добавил: une (21.05.2013)
Просмотров: 2650 | Рейтинг: 4.2/4
Всего комментариев: 0