Кассиль Лев — как К. Федин детской литературы. Текст: Ия Яковлева.
| Хоть и писал, ласково и нежно, о своем собрате по цеху С.Я.Маршак "Я узнаю Ваш милый стиль, Любезный Левушка Кассиль” однако любезный Левушка не избегнул стрижки под правильный образ в стиле «социалистического реализма», и пребывал в этом образе всю сознательную жизнь вполне веселым рыцарем. С начала и до конца своей успешной карьеры. И это — логично, объяснимо и правильно. Начало биографии Льва Абрамовича было радужным и сияющим. Родился в Покровске, 10 июля 1905 года, уездном городке Саратовской губернии, зато в известной в городе семье: у папы, врача-гинеколога, «бабьего бога», и мамы, зубного врача-учительницы музыки. «Отец и мать работали с утра до вечера, а мы росли, положа руку на сердце, блистательными бездельниками. Нам было оборудовано классическое «золотое детство»– с идеалами, вычитанными из книжек «Золотой библиотеки». У нас была специальная гимнастическая комната, игрушечные поезда, автомобили и пароходы… Нас обучали языкам, музыке и рисованию. Мы знали наизусть сказки братьев Гримм, греческие мифы, русские былины» Как Федин удостоил подробного описания Саратова в своих романах, так точно Кассиль поступил с городом Покровск, также не балованным в дальнейшим вниманием литераторов хоть бы и средней руки.  Например, вот такой вполне красочный кусок текста о нынешнем городе Энгельс: «Жили в слободе Покровской украинцы-хлеборобы, богатые хуторяне, немцы-колонисты, лодочники, грузчики, рабочие лесопилок, костемольного завода и немного русских крестьян. Летом калились до синевы под степным солнцем, гоняли верблюдов. Ездили на займище, дрались на берегу. Гонялись на лодках с саратовцами. Зимой пили. Справляли свадьбы, танцуя по Брешке. Лущили подсолнухи. Зажиточные хуторяне собирались в волостном правлении «на сходку». И, если подымался вопрос о постройке новой школы, о замощении улиц и т. д., горланили обычную «резолюцию»: –Нэ треба! Болота и грязь затопляли слободские улицы. Так жили в слободе Покровской, в семи верстах от Саратова.» Или о путешествии на дачу в Хвалынских краях, на пароходе. «Пахло Волгой, ухой и духами» Ароматная живая проза.. Об одном архитектурном шедевре Покровска, не сохранившемся наверняка, сдается, и следа не осталось, Л.А. написал такие строки: «Дом был выстроен когда-то слегка свихнувшимся немцем-богачом по фамилии Угер. Улица произносила: «Угорь». Богач принял это укоренившееся прозвище. Дом Угря был одной из достопримечательностей Покровска. Приезжих водили к нему. Приезжие удивлялись. Это было действительно совершенно диковинное сооружение. Его владельца обуревали честолюбие и жажда сногсшибательного благоустройства. Он задумал украсить Покровск необыкновенным зданием. Он рвался в славу. При этом Угорь не доверял инженерам. Он самолично составил проект своего дома. Постройка шла под его неусыпным наблюдением. Дом вырос в три этажа, да еще с полуподвалом. Одноэтажные покровчане задирали головы и считали этажи по пальцам. Дом Угря был похож сразу на старинный боярский терем, на ярмарочный балаган и на висячие сады Семирамиды. В каждом этаже окна были не похожи друг на друга. Окна были и длинные, и круглые, и квадратные, и узкие… Сбоку шли галереи из разноцветных стекол. С этого боку дом был похож на лоскутное одеяло. Весь фронтон дома был расписан живописцами. Внизу баловались русалки. На втором этаже плыли корабли. Разнообразные генералы были нарисованы на третьем. А под крышей охотники в альпийских шляпах с перьями стреляли в тигров и львов. При малейшем дуновении ветерка дом начинал жужжать и звенеть: то мотались на башенках двадцать два флюгерка, крутились пятнадцать жестяных вертушек и вращались, гремя, в окнах восемь огромных вентиляторов. Даже голуби были озадачены этим пестрым громом. Даже голуби избегали дом. А о квартирантах и говорить нечего» Хотелось бы видеть это чудо, но.. После революции коллапса не случилось с семьей Кассилей, хотя их семью уплотнили, переселили. Вопрос о судьбе врача и его семьи решился чудесным образом. Также как и судьба города. По словам Левушки, «Город был неузнаваем. На месте, где земля закруглялась, простирался прекрасный Парк культуры и отдыха. Пустырь, оставшийся после разрушения швамбранского дворца Угря, застраивался домами Мясокомбината. Пробегал автобус. Торопились на лекции студенты трех вузов. На бывшей Брешке выросли большие дома. Аэропланы реяли, рокотали над городом, но я не видел задранных к небу голов. Строились новый театр, клиника, библиотека. На горе красовался великолепный стадион.» « вот явились большевистские комиссары и заявили, что Совдеп постановил спешно открыть больницу, и назначили отца заведующим. Папа угостил комиссаров чаем. После их ухода он веселый ходил по квартире и напевал: «Маруся отравилась– в больницу повезут».» В общем, это же стопроцентная радость, счастье и созидание. И Маруся отравилась, и есть куда ее отвезти. И главврачом — бабий бог назначен. Да и прислуга также осталась при семье. А Левушка с братом учились уже не в гимназии, а в Единой трудовой школе. Великолепная фантазия умных, образованных и дружных братьев воплотилась в придуманной ими стране, Швамбрании, ставшей потом золотой нитью книги, талантливой и любопытной. Само слово «Швамбрания» образовалось от фамилии Шваб, немецкого писателя -романтика, автора «Прекраснейших сказаний классической древности». Так вовремя в Покровск приехала кузина-коммунистка из Москвы. Судя по всему, умница и красавица, которая «была назначена помощницей Чубарькова и заведующей детской библиотекой-читальней». Потому, очевидно, и далее карьера Левушки Кассиля складывалась как нельзя лучше. В официальной биографии это описывается следующим образом: «сотрудничал с Покровской детской библиотекой-читальней, при которой организовывались для детей рабочих различные кружки, в том числе издавался и рукописный журнал, редактором и художником которого был Кассиль». С 1923 Лев Кассиль, получивший направление на учебу в вузе, жил в Москве, учился на физико-математическом факультете МГУ (1923–26 гг.), но не окончил его. Ему хотелось писать и печататься, каковое желание и осуществилось, в кратчайшие сроки. Он печатался с 1925 г. Л.А. описывает зарождение в себе писательского дара обаятельнейшим образом: Вариант домашний, озорной и интимный «Уже к третьему курсу меня неотвратимо потянуло писать. Желанию этому противостоять я не мог. Писать я учился в письмах домой. Я описывал в них Москву, которую в свободные от занятий часы исходил пешком вдоль и поперек, от центра до пригородов. Я описывал новостройки и шествия, театры и стадионы, магазины и Зоопарк, выставки и музеи. Некоторые письма доходили до 28 страниц. Потом выяснилось, что младший мой братишка Ося и его приятели берут у матери эти письма, перепечатывают их на машинке и помещают отрывки в местной газете, под заголовком: "Письма из Москвы". За это им в редакции что-то платят, они не отказываются, берут гонорар, ходят в кино и едят пирожные за мое здоровье. Тут я стал подумывать, что и сам бы мог позаботиться о своем здоровье, не препоручая это моим волжским друзьям.» и вариант серьезного писателя и настоящего друга-наставника советских детей: «...Но настоящее решение пришло иначе. Я навсегда запомнил этот неистово морозный день с низко нависшим тяжелым небом, к которому поднимались дымные столбы от костров, зажженных на московских перекрестках. Я был в траурной очереди у Колонного зала и дважды прошел мимо гроба Ильича. На всю жизнь за-домнил я этот скорбный день, заиндевевшие лица тысяч людей, дымное дыхание молчаливой толпы и потом надрывный плач заводских гудков над городом. Я так замерз, что, когда стоял у Колонного в третий раз, упал, и красноармейцы отогрели меня у костра. Но когда я пришел домой и окоченевшие мои пальцы настолько оттаяли, что могли держать ручку, я сел писать. Я писал всю ночь. Я писал для самого себя. Мне надо было найти слова, чтобы выразить все то, что увидел я в этот день, заглянув в бездонную пропасть народного горя... Может быть, в эту ночь я впервые по-настоящему захотел стать писателем. Примерно через год я написал свой первый рассказ» Протекцию молодому дарованию оказал не кто иной, как Вл. Маяковский. Лев Кассиль стал печататься в журнале «Новый ЛЕФ», 1927. С 1930 г. стал очеркистом газеты «Известия». В том же году начал выступать и как писатель для детей и юношества. И как советовал Маяковский ("Не воротите носа от газеты, Кассильчик!") не уходил из журналистики. Много трудился, и умел это красочно описать: «Девять с лишним лет проработал в "Известиях". Начал я с небольших репортерских зарисовок, а через год-другой выступал уже с большими корреспонденциями, очерками, фельетонами. Я много ездил, летал, плавал, путешествуя с корреспондентским билетом "Известий" по родной земле и за ее пределами. Жил в пограничном колхозе бывших кавалеристов Котовского. Летал встречать в воздухе "Цеппелин". Участвовал в большом походе советских глиссеров, в испытательных перелетах новых самолетов и дирижаблей, на одном из которых чуть не погиб, когда мы заблудились в тумане и едва не запутались над Окой в высоковольтной сети... Встречал на аэродроме Димитрова, вырванного из фашистского застенка после знаменитого Лешщигского процесса. Спускался в первые шахты строившегося московского метро. Дни и ночи торчал на аэродроме, где готовился старт первого советского стратостата. Гостил в Калуге у Циолковского, с которым переписывался потом до последнего дня его жизни... Провожал в исторический полет Чкалова. Первым встречал на границе прославленного ледового комиссара О. Ю. Шмидта, вырвавшегося из ледового плена. Плавал по только что открытому Беломорско-Балтийскому каналу. Вместе со сборной командой СССР ездил на футбольные состязания в Турцию и на обратном пути угодил в кораблекрушение, когда наш пароход штормом выбросило на мель у румынского мыса Мидия... В составе экипажа теплохода "Комсомол", вскоре потопленного крейсером "Канариас", плавал в Испанию во время нападения франкистов на Испанскую народную республику. В Москве искал уличные объявления о продаже вещей и ходил по указанным в них адресам, чтобы подсмотреть жизнь "с изнанки"...» и так далее.. Его повесть «Улица младшего сына» (1949; совместно с М. Поляновским, 1901–77) была отмечена Сталинской премией за 1950 г. В 1965 г. Кассиль был избран членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР. Л.А. Кассиль - автор прекрасной идеи проведения Книжкиных именин, трансформировавшихся со временем в Неделю детской книги. Женился два раза, вторая жена — весьма известна, дочь певца Собинова, а вот про первую непонятно. Дружили все домами, дети — были и есть, но кто она была..первая. Умер Кассиль 21 июня 1970 года, в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище (участок № 2). Библиография • «Кондуит и Швамбрания» (1928—1931) • «Вратарь республики» (1937) • «Черемыш, брат героя» (1938) • «Великое противостояние» (1941—1947) • «Твои защитники» (1942) • «Дорогие мои мальчишки» (1944) • «Улица младшего сына» (1949, в соавторстве с М. Поляновским) • «Ранний восход» (1953) • «Ход белой королевы» (1956) • «Про жизнь совсем хорошую» (1959)— популяризация идеалов коммунизма в форме диалога • «Чаша гладиатора» (1961) • «Маяковский— сам» (1963) • «Будьте готовы, Ваше высочество!» (1964) • «Три страны, которых нет на карте» (1970) | |
| Просмотров: 1653 | |
| Всего комментариев: 0 | |